Сергей Резуненко, «Кизельманн Рус Юг» «Молочная планерка»
В заключительном девятом выпуске второго сезона ведущие подкаста Мария Жебит и Алексей Груздев вместе с генеральным директором компании «Кизельманн Рус Юг» подвели итоги 2024 года, поговорили о взаимоотношениях России и Беларуси на молочном рынке, «молчаливых» молочниках, актуальности глубокой переработки, обсудили, как повысить производительность труда на предприятиях, в чем выгода «умной» автоматизации и какие самые интересные проекты реализовала компания в последнее время.
М. Жебит: Дорогие друзья, в эфире очередной выпуск нашего подкаста «Молочная планерка». С вами генеральный директор Streda Consulting Алексей Груздев...
А. Груздев: Всем привет!
М. Жебит: ...главный редактор Milknews Мария Жебит ― это я. И в гостях у нас Сергей Владимирович Резуненко ― думаю, известный всей индустрии, генеральный директор компании «Кизельманн Рус Юг».
С. Резуненко: Добрый день!
М. Жебит: Сегодня мы подведем итоги года с Сергеем Владимировичем. Рады вас слышать и видеть.
С. Резуненко: Спасибо, взаимно.
М. Жебит: Сергей Владимирович, вы у нас, как всегда, на острие индустрии. Как оцениваете год? Будете ли вы просить у Деда Мороза пощады в этом году?
С. Резуненко: Вы знаете, нет. Мы принимаем активное участие во всех мероприятиях в отрасли ― от поля до прилавка: и с Институтом молока работаем, и различные площадки посещаем, какие только возможно, ― как в нашей стране, так и за рубежом. И в результате я вам скажу: несмотря на раздающиеся со всех сторон плачи Ярославны, что все плохо, все не тик-так, ― денежная выручка растет, товарооборот увеличивается. И для меня очень странно: когда с кем-то заводишь разговор, начинают с плача, а потом, когда задаешь вопрос: «Ну а в плане финансов-то как?», в ответ слышишь: «Да более-менее...». Отсюда возникает двоякое ощущение, что не плакать, наверное, не могут.
Почему? Потому что всегда ждут какого-то подвоха в отрасли. А с другой стороны, все вполне успешно, и даже рассуждения о том, что молочная отрасль долгое время была дефлятором, я считаю, можно отнести к своего рода социальной нагрузке на отрасль, которую она прекрасно выдержала и показала всем, что мы способны поддержать страну в такое непростое время ― тем, например, что не повышаем цены на молочную продукцию.
А. Груздев: И не только страну, а целый мир! Еще и международную конкурентоспособность поддерживаем.
С. Резуненко: Да, мы же частично закрыты, будем так говорить, особенно среди первых мест ― там немножко позиция странная. Тем более передел мира, который мы наблюдаем, ― он нас сильно не касается, у нас все-таки очень важны взаимоотношения между Россией и Беларусью, и тут, как мне кажется, переток молока определенным образом мешает рыночным отношениям. Иногда вмешиваются чиновники, иногда вмешивается политика, поэтому, на мой взгляд, нельзя их совсем уж рыночными считать, хотя уже деваться некуда: в рынке ― значит в рынке.
Что касается объема произведенной продукции, то со всеми правдами и неправдами, по любым системам учета мы все равно производим больше 30 миллионов тонн молока в год. Больше 30. Беларусь, о которой так много говорят, производит всего 7 миллионов тонн, и влияние, как это принято выражаться, на налитую в стакан жидкость... Можно сколько угодно говорить, что они вылили все, а мы ― только половину. Тут ситуация такая: рынок неоднозначный, неоднородный, и я думаю, что наши специалисты каким-то образом начинают понимать, что очень многое зависит и от них.
А. Груздев: Хорошо. Если хотите пофилософствовать, тогда, Сергей Владимирович, скажите, чего, на ваш взгляд, не хватает российской молочной отрасли?
С. Резуненко: Давайте так: у нас на «Молочных сессиях» присутствует порядка ста человек и еще человек пятьдесят, допустим, за кадром. С учетом всех желающих пускай человек триста наберется. Но в отрасли-то две тысячи четыреста предприятий! Где же все остальные, эти 80% молчунов?! Да, в объеме переработки довольно-таки значимая часть, но остальные-то предприятия где-то чем-то занимаются! Они влияют на рынок, их недооценивать нельзя.
В свое время одно известное агентство, конкурирующее с Milknews, очень много говорило на тему, что нельзя считать фермерское молоко, личные подсобные хозяйства и так далее. Но, как выясняется, есть фермерское хозяйство Зубаревой, например, в Хакасии, где первая роботизированная ферма. Как с ними быть? Считать или не считать? Они фермеры или не фермеры? Точно так же с заводами: когда у нас спрашивают: «Ну вот, есть же у нас будущее, есть передовые предприятия и так далее?», я отвечаю: «Да, прекрасно, но это же не весь объем!» Страна у нас огромная, и самое скверное вот в чем: то, что делается в центральной части, не всегда может быть выполнено где-нибудь за Уралом и ближе к Тихому океану. Это вообще может быть совершенно что-то другое.
М. Жебит: И что с ними делать ― с этими людьми, которые не вовлечены и ничего не хотят, но имеют влияние? Мне это со всех сторон интересно: и как главреду Milknews, и как человеку, который отвечает за коммуникации в Союзе (Союзмолоко ― Национальный союз производителей молока. – Прим. ред.). Я тоже часто сталкиваюсь с тем, что есть индустрия, и есть очень маленькая тусовка людей, которые между собой общаются, следят за чем-то, ездят, коммуницируют, обмениваются опытом. А что делать с остальными?
С. Резуненко: Очень много людей, которые обжигались. Ведь как у нас говорят: поближе к кухне, подальше от начальства. Этот принцип все равно у людей существует, они так рассуждают: как бы чего не вышло. Алексей в этом году посетил мероприятие, которое Институт молока проводит. Не самая серьезная организация в смысле глобального влияния на рынок, не самая, скажем так, финансово крепкая организация, но они собрали тысячу триста человек в Санкт-Петербурге практически со всех регионов Российской Федерации, и это показывает, что люди зачем-то едут, людям что-то нужно, они какую-то информацию хотят получить. Значит, мы, возможно, недостаточно открыты где-то, может быть, недостаточно привлекаем этих людей для диалога.
У меня там состоялся разговор с одним фермером, с которым мы общались на протяжении, наверное, лет восьми. Он мне запал в душу, потому что молодой парень на острове, где-то там в Архангельской области, в глуши, занимался переработкой молока, И когда я спросил его: «Зачем тебе все это надо?», он говорит: «А кроме меня садикам поставить молоко некому!» Это такая социальная ответственность людей на местах, она в принципе подстегивает их к тому, чтобы развиваться. Если бы его не привлекли на это мероприятие, он, скорее всего, там бы и остался, через какое-то время отдал бы свое предприятие партнеру, а сам перешел бы на более высокий уровень. Это как раз показатель того, что его вовлекли, скажем так, в обойму, чтобы поделиться своим мнением, своими знаниями, своим опытом, а где-то и почерпнуть что-то для себя. Я думаю, что и «Молочные сессии» такую же задачу выполняют, потому что людям зачастую некому задать вопросы.
Я вот смотрю на одном из сайтов, где трейдеры очень активно общаются, ― там много бывает разговоров ни о чем, но в то же время зерно мысли нередко там проскальзывает, и мне кажется, тот, кто себя лишил этого общения, иногда не в теме находится. Поэтому я считаю, что площадок должно быть много ― хороших и разных. К сожалению, не так много нас. Но вот, Мария, я хотел бы поделиться тем, что два проекта, которые мы с вами как компании поддерживаем, развиваем и продвигаем ― это «Молочные сессии» и «Молочные новости» от Milknews, ― они делают большую работу прогрессивную, и объединяют отрасль, и заставляют ее двигаться вперед.
М. Жебит: Надеюсь, что продолжим в том же духе. Хотелось бы объять необъятное. Будем ставить себе амбициозные цели! Ну и раз уж мы этой темы коснулись ― относительно того, какой срез, какую отдачу вы получаете от рынка, ― если мы все-таки говорим про переработчиков как про самую главную вашу целевую аудиторию, то какие сейчас технологические трудности? Нытье, которое у нас перманентное, убираем ― просто, может быть, стрессовый год выдался, и поэтому нытья побольше. Но вот каковы объективные сложности, с которыми обращаются к вам заказчики, и какой сигнал вы сегодня от них получаете по заказам, по болевым точкам?
С. Резуненко: В этом году очень интересное событие произошло ― резкий рост [цены] сливочного масла, который послужил катализатором для движения всей отрасли. Белка-то много ― масло же все продают, ― а белок девать некуда, цена на белок низкая. Сразу встал вопрос: как сделать белок более качественным, с более длительным сроком годности, с возможностью транспортировать его в любую точку мира, причем по минимальной цене. Значит, сразу встал вопрос о том, что у нас в среднем в молоке 87% воды, ― с сухими [веществами] надо работать, а не с водой!
Я думаю, один из трендов, который проявился, заключается в том, что молоко – это все-таки синергетически ценный продукт, который надо раскладывать на компоненты и давать компоненты тем, кому они нужны. Второй вопрос, который часто возникает, ― это экологические проблемы. Финансы потребовались государственным органам ― и проверяющие организации стали искать, где можно приобрести дополнительно в виде штрафов какие-то суммы, и обратили внимание на экологические сбросы предприятий. Это еще один вопрос, где опять требуется глубокая переработка молока, чтобы сбрасывать только воду.
Ну и третий вопрос ― высокая ключевая ставка, которая реально мешает развиваться производству, хотя, если посмотреть с точки зрения сроков окупаемости, это для нас определенный довод. Мы говорим, что при таких ценах и при такой дороговизне денег их надо вкладывать более эффективно, уже нельзя идти по традиционному пути, как все шли: брали кредиты миллиардные под 2-3% и строили заводы, будем так говорить, аналоговые.
Я считаю, что глубокая переработка ― это, по большому счету, переход к цифровым технологиям. Вот у тебя, Маша, был один из вопросов ― я бы хотел, чтобы мы его не упустили. Ты спрашивала, что меня поразило в этом году. Посещение китайского молочного завода. И больше всего меня порадовало, дало такой, я даже не знаю, повод для понимания, как можно еще дальше отрасль двигать, посещение пункта управления заводом. Он был оформлен в виде звездолета: все небо в звездах, планеты, голубой фон, подсветка ― гениально! К оборудованию у меня вопросов нет ― оборудование слабовато. Завод большой, прогрессивный, но не то, не та тема. Аппаратный цех и цех, где производится молочный продукт, ― везде стоит европейское оборудование. Фасовочные машины ― все китайские. Я так понял, китайцы выбрали оптимальный вариант: то есть качество продукции должно обеспечиваться благодаря высококлассному оборудованию, где не будет проблем никаких, а фасовать можно, по сути, на чем угодно.
Конечно, упаковщики на меня немножко обидятся, но я считаю, в этом плане срок жизни продукта зависит от упаковки, хотя, меняя условия доставки продукта, можно и хорошую упаковку загубить. Так что, я думаю, перспектива именно в подаче нашего бизнеса молочного как высокотехнологичной отрасли. Хотелось бы вернуться вот года на четыре назад: Ставропольский молочный комбинат тогда вообще потрясающую вещь сделал – бутик молока! Эти магазины в Ставрополе надо посетить всем, чтобы посмотреть, как можно молочные продукты подавать.
А. Груздев: Сергей Владимирович, все-таки, наверное, стоит подсветить тренд с точки зрения роста себестоимости. Вот на ваш взгляд, появляется ли у переработчиков запрос на повышение эффективности: энергоэффективности, ресурсоэффективности?
С. Резуненко: Алексей, хороший вопрос. Я постоянно на эту тему пытаюсь будоражить отрасль. Я всем говорю: вот вы жалуетесь на высокую ключевую ставку, на какие-то проблемы с молоком, сырьем и так далее, а я давно не слышу разговоров о производительности труда. Хотя, на мой взгляд, это основной и самый важный фактор. Говорят об автоматизации, роботизации производства. То есть как бы по поверхности идут, не вникая глубоко. Но что я наблюдаю на многих предприятиях: ставят линии автоматизации и оставляют какие-то участки под грузчиков, под что-то еще. Причем иногда непонятно, зачем при 12-часовой рабочей смене автоматизировать так, чтобы потом 12 часов [оборудование] простаивало.
[Необходим] постоянный контроль за энергонасыщенностью предприятий. Потому что все давно уже знают, что электроэнергия ― это один из важных факторов. Пытаемся говорить про автоматизацию производства как про часть эффективной работы предприятия в целом. Автоматизация производства ― это не просто покупка робота или клапана, по которому можно потом прийти и постучать. Это, к сожалению, более серьезная работа, и стратегически она хорошо реализована у первой сотни, будем так говорить. Первая сотня уже понимает, что большие объемы невозможно сделать просто большим количеством людей. Так что, я думаю, именно эти факторы в будущем сыграют решающую роль.
Разговоры о кадровом голоде, на мой взгляд, несколько преувеличены. Почему? Потому что реально люди не загружены. Реально 30-40% производительности труда дает каждый человек. То есть у каждого есть еще резервы ― и в смысле заработной платы, и в смысле эффективности работы и так далее. Мне кажется, надо прежде всего тем руководителям, кто громко кричит о том, что людей нет и не будет, принять это как такую мантру и перестать об этом говорить. С этим в принципе нужно работать, исправлять ситуацию.
А. Груздев: То есть, на ваш взгляд, именно дефицит рабочей силы и довольно резкое повышение стоимости этой рабочей силы были в свое время ключевым препятствием к внедрению, скажем так, не самых дешевых инвестиций в роботизацию, в автоматизацию производства, а сейчас все-таки наступил, наконец, этот момент ― люди, по крайней мере, задумываться об этом начинают?
С. Резуненко: Вы знаете, в 2014 году, когда мы стали ограничивать европейцев по каким-то параметрам, мой знакомый итальянец, руководитель одной из компаний, сказал мне: «Сергей, а ваши разве не понимают, что, если мы отучимся пользоваться газом, мы найдем решение, но к газу мы уже не вернемся?» И точно так же он про свое оборудование сказал. Вы, говорит, отучитесь работать на качественном оборудовании, снизите уровень производства, вернетесь [в состояние] до 2014 года и потеряете часть клиентов, которые будут воспринимать как те сыры, что были в советских магазинах. Они, в принципе, были неплохие, но разницы мы не видели никогда, так ведь? У нас не было других сыров, не с чем было сравнивать, у нас не было культуры потребления, и, к сожалению, она до сих пор не появилась. Потребуется огромное количество времени, людям нужно дать выбор, и только после этого появится возможность.
И вот точно такая же ситуация сейчас складывается с автоматизацией процессов: дефицит людей, стоимость людей выросла, можно теперь посчитать, сколько людей на производстве заменит робот, посчитать заработную плату этих людей, налоговые отчисления и так далее, и, вполне вероятно, робот и победит. Тут другая проблема обозначится: где взять теперь роботов, так как рынок закрылся? Но, опять же, надо смотреть на первую десятку. Первая десятка в свое время покупала оборудование, ставила, модернизировала производство, и сегодня они оказались в выигрышной ситуации. Русская поговорка «деньги к деньгам», увы, и здесь работает.
М. Жебит: Возвращаясь к вопросу о технологических трудностях, с которыми вы сталкиваетесь, ― получается, они все-таки есть? Мы уже должны прийти к осознанию, что пора отвыкать от оборудования высокого уровня, или как?
С. Резуненко: Да, трудности есть, но вы же понимаете, что возникают взаимные риски. Это стоимость оборудования, стоимость доставки.
М. Жебит: Но это значит, что мы можем не отвыкать, ― просто существуют другие пути, и сейчас это стало сложнее.
С. Резуненко: Да, стало сложнее, плюс, на мой взгляд, надо все-таки учить людей. Вот недавно по одному предприятию машиностроения мы проходили. Часть станков ― новые, с ЧПУ, с программным обеспечением, а часть станков стоят 1950-х, 1960-х годов. И вот этой синергии старого и нового очень сложно будет добиться. Специалисты, работающие на старых станках, к сожалению, не понимают людей, работающих на ЧПУ. Этот разрыв ― его надо как-то преодолевать, а об этом необходимо как минимум начать говорить. И тот самый вопрос, Мария, который вы задаете, звучит следующим образом: как обеспечить преемственность поколений при отсутствии преемственности? Ты что хочешь делай, но где-то эти люди должны учиться, кто-то должен их учить!
М. Жебит: Что в итоге интересного в этом году случилось по проектам «Кизельманн»?
С. Резуненко: Мы активно работаем по автоматизации, если уж не баромембранные процессы... «Озерецкий» («Озерецкий молочный комбинат». ― Прим. ред.) ― постоянно идущий проект, Нальчик («Нальчикский молочный комбинат». ― Прим. ред.), который тоже сейчас принадлежит «Озерецкому», ― еще один постоянно идущий реорганизационный процесс, огромное количество автоматических клапанов они покупают, реально автоматизируют производство. Я не слышал, чтобы «Озерецкий» сильно жаловался на кадровый голод. Но они уже последние три года с нами работают очень плотно по автоматизации всех производственных процессов.
А. Груздев: Сергей Владимирович, в продолжение темы: для вас лично какой самый интересный проект реализовала «Кизельманн» в России?
С. Резуненко: Для меня лично это «Молочные сессии» и «Новости». 100%. Почему? Потому что я считаю так: чтобы решить какую-то проблему, нужно хотя бы начать о ней говорить. Если мы говорим об этом в узких кругах, оно так и будет медленно расползаться с помощью так называемого сарафанного радио. Если мы используем более серьезные трибуны и, действительно, масштабы «Союзов», какие бы цели и задачи они перед собой ни ставили, эта совместная работа позволяет нам все-таки двигаться вперед.
А. Груздев: И второй вопрос конкретно уже про компанию «Кизельманн». У нас в конце прошлого года был Сергей Баранов, и он, подводя итоги предыдущего года, очень радовался, что на волне, так сказать, санкционного давления заказчики огромный объем оборудования купили про запас, и, соответственно, компания феноменально перевыполнила плановые финансовые показатели. Безусловно, это не могло не ударить по 2023/2024 году, потому что все на складе лежало. Расскажите, как ваша компания закончила 2023/2024 год в России?
С. Резуненко: Конечно, был небольшой спад где-то в марте-апреле. Это однозначно чувствовалось: с декабря начали хватать все подряд, а в январе у меня забрали полностью все склады. В то же время я бы сильно не рассчитывал на такие пики, потому что они все же связаны не с работой компании. Это внешние факторы, которые влияют на работу компании. Но, продолжая наш диалог, мне вот очень нравится фраза одного из коучей, который говорит: если вы все делаете правильно и работаете ежедневно над той или иной темой, то странно не получить результат. Для меня это основной фактор. Иными словами, если вы каждый день не занимаетесь продвижением своей продукции, если вы каждый день не продаете что-то, странно, что у вас не будет удачи. Компания «Кизельманн» в этом отношении ― удачливая компания, потому что она каждый день работает над своим имиджем, над своими продажами, над своим оборудованием, которое действительно является высококачественным и очень технологичным.
А. Груздев: И тогда еще один вопрос. Сергей Владимирович, есть ли желание у «Кизельманн» идти в сопровождение и в аутсорсинг услуг непосредственно? Или, может быть, реализованные уже проекты какие-то есть? В данном случае я имею в виду управление стоком запчастей, управление состоянием инсталлированного вами оборудования и так далее. Так называемые контракты полного цикла у вас начинают появляться? Есть желание развиваться в эту сторону?
С. Резуненко: Желание всегда было и есть. К сожалению, рынок наш очень неоднородный, и многие производственники, условно говоря, решая свои задачи, не всегда обращают внимание на такие мелочи, как клапаны. Для них есть сепараторы, гомогенизаторы ― это то, что сразу поставит завод на колени [в случае выхода из строя]. И есть клапаны «Кизельманн», которые работают, работают и работают. И если что-то в них и отказало, то они продолжат работать даже в этой экстремальной ситуации. Поэтому мы всем говорим, что мы готовы пойти на создание удаленных складов. Это хорошая позиция ― не тратить расходные деньги. Уплотнения практически всегда есть на складе. Очень много позиций складских у нас, которые мы держим, чтобы ни один клиент не ощутил себя обделенным.
Сервисное сопровождение носит несколько иной характер. Это создание сервисной службы, которую всегда надо чем-то занять. Это определенный аутсорс. Разброс по стране показывает, что сервисные службы тогда придется создавать региональные. Но для этого, будем говорить честно, продажи должны быть не в первой сотне шестидесяти процентам, а девяноста процентам, а среди всех двух тысяч четырехсот [предприятий] ― где-то порядка пятидесяти процентов. И вот при таком раскладе, наверное, сервисная служба потребуется. Хотя наше оборудование как раз тем и славится, что оно очень простое в обслуживании, очень простая смена уплотнений и не требуется высокой квалификации. Это как раз шаг к кадровому замещению. То есть даже слесари с низкой квалификацией могут обслуживать наши высококачественные и надежные клапаны.
А. Груздев: Я даже, скорее, не про сервисную службу, а про дистанционный мониторинг состояния оборудования, поддержание стока запчастей и, условно говоря, сигнализирование заказчику: ай-яй-яй, пора, пора.
С. Резуненко: Сигнализирование заказчикам есть. Мы постоянно в движении, постоянно с нашими партнерами общаемся на рынке. У нас нет закрытых телефонов, на которые нельзя было бы позвонить и не получить ответа. Это первое. Второе ― это скорость доставки. Она в принципе такая, что из-за нас никакое оборудование простаивать не будет. Это точно.
А. Груздев: Но до автозаказа еще не дошли?
С. Резуненко: До автозаказа не дошли. Больше того: часть компаний, которые работают на рынке ― так называемые перекупы и продажники, ― по-моему, с удовольствием пользуются нашими уплотнениями, чтобы поставлять их в регионы и иметь в наличии.
А. Груздев: Я понял, я понял. Я теперь знаю, что компания «Кизельманн» поставляет не только клапаны, но еще и уплотнения.
С. Резуненко: Да, и уплотнения к клапанам.
М. Жебит: Можно я задам лирический вопрос? Почему у вас так много семейных команд и чем отличается «Кизельманн» от «Кизельманн Рус Юг»?
А. Груздев: Которая находится в Медыни!
С. Резуненко: Наличие семейных команд – это история, идущая от немцев. Я вот, допустим, придя в компанию «Кизельман», первое, что услышал, ― это семейный машиностроительный концерн. Там эта семейственность, и она продолжается. Клаус Доле, который сегодня является генеральным директором, он, по-моему, зять основателя компании, и все это идет по семейной линии. Сейчас дочь принимает уже бразды правления потихонечку.
А. Груздев: А теперь все-таки две ключевые-то тайны! В чем различие между «Кизельманн Рус» и «Кизельманн Рус Юг» и почему «Кизельманн Рус Юг», если вы в Медыни?
С. Резуненко: Ну, во-первых…
М. Жебит: Во-первых, я южный человек!
С. Резуненко: Да, во-первых, я южный человек. Во-вторых, когда мы создавали компанию, у меня даже в планах было где-нибудь в Краснодаре находиться, сделать там офис региональный. Но мы проехали по Северному Кавказу и по Крыму, и выяснилось, что [перерабатывающих] предприятий слишком мало, финансов ― еще меньше, и задача несколько поменялась. Ну а «Юг» ― он и остался «Юг», потому что Медынь ― это все-таки южное направление, почти 156 километров на юг [от Москвы]. Тут к бабке не ходи: все, что находится южнее метро «Юго-Западная», ― это как раз «Кизельманн Рус Юг», а там линию по карте можете провести и отрезать все, что останется. Так что разницы особой нет. Компании просто работают по отдельной, скажем так, программе, у каждой свои задачи, свои цели, свои регионы. Но в целом я считаю, невозможно работать на свою какую-то маленькую компанию внутри большой компании: если мы не будем продвигать весь большой «Кизельманн», смысл тогда говорить о каких-то подразделениях? Я вообще не приветствую работу одного члена трудового коллектива за счет других или еще как-то. Один при любом раскладе сделает гораздо меньше, чем все вместе, и наш лозунг ― «Компания “Кизельманн” ― сильнее вместе» ― в данном случае как раз описывает, почему мы вроде бы разные, но на самом деле делаем одно общее дело.
М. Жебит: Мы вместе.
С. Резуненко: Мы вместе.
М. Жебит: Мне кажется, это прекрасная лирическая нота. Мы увидимся на «Молочных сессиях» в 2025 году, я надеюсь, будем продолжать начатое нами дело в «Молочных новостях», которые также выходят при поддержке компании «Кизельманн», и встретимся на форуме лидеров молочной индустрии.
А. Груздев: С него и начнем следующий год.
М. Жебит: Да, поговорим про наши общие стратегические цели. Спасибо, Сергей Владимирович, за уделенное время!
С. Резуненко: Спасибо огромное. Успехов вам!
Это был подкаст «Молочная планерка». Слушайте нас там, где вам удобно, ― на всех платформах с подкастами и в YouTube. Подписывайтесь на наши каналы в соцсетях и слушайте выпуски, которые вы пропустили.
