Артем Белов, Союзмолоко Надеюсь, что мы будем подходить к климатической повестке рационально
В своем выступлении на конференции "Роль климатического регулирования в конкурентоспособности российской продукции АПК», организованной Федеральным центром «Агроэкспорт» и АО «КЭПТ» при поддержке Минсельхоза России, генеральный директор Национального союза производителей молока Артем Белов поделился своим взглядом на климатическую повестку и рассказал, как риски, связанные с климатическим регулированием, влияют на конкурентоспособность продукции сельского хозяйства.
За последние годы экспорт российской сельхозпродукции, несмотря на все сложности и вызовы, рос достаточно серьезными темпами. С 2017 года мы увидели практически двукратный рост, в 2022 году объем агроэкспорта достиг 41,6 млрд долларов.
Похожая тенденция сегодня наблюдается и в молочной отрасли. В 2023 году был совершен очень серьезный прорыв с точки зрения объемов экспорта по ряду биржевых товаров. За первые шесть месяцев 2023 года российские компании поставили на 55% больше сухого обезжиренного молока, чем за весь 2022 год.
Риски ужесточения климатического регулирования в этой связи для нас имеют чрезвычайно важное значение. Мы видим, как на глобальном уровне постепенно начинают формироваться новые вызовы, которые связаны как с объективным, физически измеримым процессом изменения климата, так и с законодательными инициативами – и это для нас внешнеэкономические риски.
Как реагировать на каждую из этих групп рисков? С точки зрения влияния изменения климата, то даже на государственном уровне мы признаем, что этот процесс оказывает воздействие на весь российский АПК. Еще в 2021 году был утвержден отраслевой план адаптации агропромышленного комплекса к изменениям климата. Во многих субъектах в настоящий момент разрабатываются отдельные региональные планы. Но при этом и отраслевой план, и многие региональные планы носят достаточно формальный характер. К примеру, в отраслевом плане не фиксируется даже общая сумма ущерба, который можно было бы наблюдать от наступления климатических рисков. Вместе с тем есть целый ряд инструментов, которые позволят подобные риски купировать. Это и механизмы агрострахования, и специализация регионов с учетом изменения климата.
Более интересная история связана с политическими рисками. Здесь важно подчеркнуть, что ключевыми экспортными направлениями в настоящий момент для России являются страны, в которых климатическая регуляторика в сфере сельского хозяйства пока находится в зачаточном состоянии. Мы говорим о странах постсоветского пространства, Персидского залива - прежде всего это ОАЭ и Саудовская Аравия, и странах Юго-Восточной Азии - это Китай, Индия, Филиппины, Индонезия и Малайзия.
В принципе, сейчас можно констатировать, что аналогов европейского трансграничного углеродного регулирования, так называемого СВАМ, пока не наблюдается, тем более для продукции агропромышленного комплекса. Однако определенные слабые сигналы мы уже видим. Приведу несколько примеров: это Китай, который с 2021 года ввел систему торговли квотами CO2, правда пока только в электрогенерации, и Казахстан, более близкая к нам страна, в которой работает система торговли квотами для отраслей добывающей промышленности. Несмотря на то, что эти страны только начали работу в направлении климатического регулирования, эти слабые сигналы говорят о том что в среднесрочной и долгосрочной перспективах можно ожидать ужесточения барьеров, связанных с углеродной повесткой не только на развитых рынках, но и на развивающихся рынках, которые во многом следуют тенденциям, заданным развитыми странами. Тем более, что с социальной точки зрения импорт продовольствия – это чувствительная во многих аспектах тема.
Как реагировать на эти риски? Мне кажется, здесь есть три основных направления, в которых можно работать. Во-первых, необходимо мониторить эти инициативы и в случае анонсирования ограничений оперативно гармонизировать все стандарты и нормативные акты по отчетности о выбросах. По сути, без единого подхода к методикам подсчета, без единого рынка углеродных единиц и взаимного признания климатических проектов любые СВАМ или его аналоги будут равнозначны некоторым фискальным мерам. И это конечно же нужно иметь в виду. Насколько нам известно, регуляторы уже сейчас занимаются гармонизацией российского рынка углеродных единиц с дружественными странами.
Второе важнейшее направление связано с купированием рисков и реагированием на них. Собственно, после гармонизации подходов можно будет приложить определенные усилия к демонстрации результатов декарбонизации. На сегодняшний день, к примеру, без каких-либо дополнительных исследований невозможно показать результаты селекции, изменений в рационе или других практик, которые приводят к снижению выбросов. Зачастую аграрии прилагают усилия к повышению эффективности бизнеса, но не демонстрируют того, как это позитивно влияет на углеродный след. Могу привести простейший пример: в животноводстве рост продуктивности на единицу продукции снижает параметры углеродного следа. Это такой простейший механизм, который всеми реализуется и в настоящий момент демонстрирует позитивную динамику во всех отраслях животноводства, но никто это не фиксирует.
Ну и в-третьих, необходимо разрабатывать аналогичные меры для защиты внутреннего рынка в тех секторах, где это необходимо. Мне кажется, если рационально подходить к климатической регуляторике, это станет одним из вариантов, который мы можем использовать для защиты наших производителей.
В заключение отмечу: важно помнить о том, что интенсивная декарбонизация сельского хозяйства лидирующих экспортеров мира, и в первую очередь это касается стран Европейского союза и Северной Америки, открывает перспективы новым поставщикам продовольствия. Для России это тоже окно возможности.
Если мы посмотрим на практику реализации климатических проектов и подходов к снижению углеродного следа, то мы увидим достаточно топорные меры в Европейском союзе, и в странах Океании, где подход ориентирован на то, чтобы просто физически сокращать поголовье животных. При этом спрос на традиционные продукты на мировом рынке растет. Именно эта диспропорция между теми, кто производит, и теми, кто потребляет открывает для России новые шансы.
Я очень надеюсь, что мы очень рационально будем подходить к климатической повестке и будем использовать по максимуму те возможности, которые перед нами открываются.
Похожая тенденция сегодня наблюдается и в молочной отрасли. В 2023 году был совершен очень серьезный прорыв с точки зрения объемов экспорта по ряду биржевых товаров. За первые шесть месяцев 2023 года российские компании поставили на 55% больше сухого обезжиренного молока, чем за весь 2022 год.
Риски ужесточения климатического регулирования в этой связи для нас имеют чрезвычайно важное значение. Мы видим, как на глобальном уровне постепенно начинают формироваться новые вызовы, которые связаны как с объективным, физически измеримым процессом изменения климата, так и с законодательными инициативами – и это для нас внешнеэкономические риски.
Как реагировать на каждую из этих групп рисков? С точки зрения влияния изменения климата, то даже на государственном уровне мы признаем, что этот процесс оказывает воздействие на весь российский АПК. Еще в 2021 году был утвержден отраслевой план адаптации агропромышленного комплекса к изменениям климата. Во многих субъектах в настоящий момент разрабатываются отдельные региональные планы. Но при этом и отраслевой план, и многие региональные планы носят достаточно формальный характер. К примеру, в отраслевом плане не фиксируется даже общая сумма ущерба, который можно было бы наблюдать от наступления климатических рисков. Вместе с тем есть целый ряд инструментов, которые позволят подобные риски купировать. Это и механизмы агрострахования, и специализация регионов с учетом изменения климата.
Более интересная история связана с политическими рисками. Здесь важно подчеркнуть, что ключевыми экспортными направлениями в настоящий момент для России являются страны, в которых климатическая регуляторика в сфере сельского хозяйства пока находится в зачаточном состоянии. Мы говорим о странах постсоветского пространства, Персидского залива - прежде всего это ОАЭ и Саудовская Аравия, и странах Юго-Восточной Азии - это Китай, Индия, Филиппины, Индонезия и Малайзия.
В принципе, сейчас можно констатировать, что аналогов европейского трансграничного углеродного регулирования, так называемого СВАМ, пока не наблюдается, тем более для продукции агропромышленного комплекса. Однако определенные слабые сигналы мы уже видим. Приведу несколько примеров: это Китай, который с 2021 года ввел систему торговли квотами CO2, правда пока только в электрогенерации, и Казахстан, более близкая к нам страна, в которой работает система торговли квотами для отраслей добывающей промышленности. Несмотря на то, что эти страны только начали работу в направлении климатического регулирования, эти слабые сигналы говорят о том что в среднесрочной и долгосрочной перспективах можно ожидать ужесточения барьеров, связанных с углеродной повесткой не только на развитых рынках, но и на развивающихся рынках, которые во многом следуют тенденциям, заданным развитыми странами. Тем более, что с социальной точки зрения импорт продовольствия – это чувствительная во многих аспектах тема.
Как реагировать на эти риски? Мне кажется, здесь есть три основных направления, в которых можно работать. Во-первых, необходимо мониторить эти инициативы и в случае анонсирования ограничений оперативно гармонизировать все стандарты и нормативные акты по отчетности о выбросах. По сути, без единого подхода к методикам подсчета, без единого рынка углеродных единиц и взаимного признания климатических проектов любые СВАМ или его аналоги будут равнозначны некоторым фискальным мерам. И это конечно же нужно иметь в виду. Насколько нам известно, регуляторы уже сейчас занимаются гармонизацией российского рынка углеродных единиц с дружественными странами.
Второе важнейшее направление связано с купированием рисков и реагированием на них. Собственно, после гармонизации подходов можно будет приложить определенные усилия к демонстрации результатов декарбонизации. На сегодняшний день, к примеру, без каких-либо дополнительных исследований невозможно показать результаты селекции, изменений в рационе или других практик, которые приводят к снижению выбросов. Зачастую аграрии прилагают усилия к повышению эффективности бизнеса, но не демонстрируют того, как это позитивно влияет на углеродный след. Могу привести простейший пример: в животноводстве рост продуктивности на единицу продукции снижает параметры углеродного следа. Это такой простейший механизм, который всеми реализуется и в настоящий момент демонстрирует позитивную динамику во всех отраслях животноводства, но никто это не фиксирует.
Ну и в-третьих, необходимо разрабатывать аналогичные меры для защиты внутреннего рынка в тех секторах, где это необходимо. Мне кажется, если рационально подходить к климатической регуляторике, это станет одним из вариантов, который мы можем использовать для защиты наших производителей.
В заключение отмечу: важно помнить о том, что интенсивная декарбонизация сельского хозяйства лидирующих экспортеров мира, и в первую очередь это касается стран Европейского союза и Северной Америки, открывает перспективы новым поставщикам продовольствия. Для России это тоже окно возможности.
Если мы посмотрим на практику реализации климатических проектов и подходов к снижению углеродного следа, то мы увидим достаточно топорные меры в Европейском союзе, и в странах Океании, где подход ориентирован на то, чтобы просто физически сокращать поголовье животных. При этом спрос на традиционные продукты на мировом рынке растет. Именно эта диспропорция между теми, кто производит, и теми, кто потребляет открывает для России новые шансы.
Я очень надеюсь, что мы очень рационально будем подходить к климатической повестке и будем использовать по максимуму те возможности, которые перед нами открываются.
1695201938
2801 просмотр
Комментарии
