Сергей Данкверт, Россельхознадзор Роста фальсификации сегодня нет, по многим позициям ситуация улучшилась
Как изменилась структура поставок продовольствия и сельхозпродукции в Россию в текущей экономической ситуации, а также о том, повлияет ли она на рост фальсификата внутри страны, в интервью «РБК» рассказал глава Россельхознадзора Сергей Данкверт.
— Какое влияние конфликт на Украине оказал на работу Россельхознадзора? Изменились логистические цепочки, структура поставщиков, нагрузка на пункты пропуска?
— Возможные изменения мы просчитали еще в начале 2000-х годов, когда начинали свою работу. В 2004 году, когда создавался Россельхознадзор, основными поставщиками были страны из европейского сообщества, США, Австралия, Новая Зеландия. Но уже тогда мы начали проводить диверсификацию стран-партнеров, хотя и сталкивались с рядом препятствий. Например, в Европейском союзе нам говорили: «Вы не можете покупать из Южной Америки мясо, потому что там болезни животных». Но мы создали систему, которая позволила эффективно с этим направлением работать, — наши инспекторы почти 20 лет туда ездят. И теперь сами европейцы импортируют мясо из Латинской Америки. Уже тогда мы понимали, что зависеть от ЕС или США нельзя по одной простой причине: Европа допускает на свой рынок только тех, кого считает уместным видеть там. В США так же.
То, что сейчас происходит, — это для нашего сельского хозяйства большой плюс. Вот вы спрашиваете: «Какие изменения?» Изменения такие, что мы скоро овощи будем поставлять в Европу из наших теплиц. Потому что политика, которая сейчас проводится в Европе, приведет к тому, что теплицы там станут нерентабельными. Потому что, исходя даже из цен на газ, местная продукция уже экономически неконкурентоспособна. У нас же, напротив, овощеводство интенсивно развивается.
— Вы думаете, что российских поставщиков пустят на европейские рынки?
— Это второй вопрос. Но, между прочим, до тех пор, пока не было транспортных ограничений, мы уже поставляли в Европу огурцы, просто никто не знает об этом.
— Это были большие объемы или пробные партии?
— 2,5 тыс. т в 2021 году, в том числе и в прибалтийские страны. Никогда раньше этого не было. Но из-за транспортных ограничений выросла стоимость логистики: если раньше машина стоила €3–3,5 тыс., то сейчас €12 тыс.
— Как изменилась структура поставщиков на фоне украинского конфликта и развития параллельного импорта?
— Если говорить о продовольствии, ограничения значительного влияния не оказали. Например, мяса мы ввозим практически ровно столько, сколько экспортируем, — Россия самодостаточна в мясе.
Вопрос в овощах и фруктах. Традиционно мы очень много импортировали яблок — незначительно меньше, чем цитрусовых. Большой объем, как известно, был из Польши. Но с 2014-го ситуация поменялась, и сейчас поставляют те, кто раньше этого не делал совсем или не в таком объеме. Допустим, Иран: в прошлом году они поставили примерно 150–160 тыс. т яблок, хотя до этого не поставляли яблоки вообще. В этом году Иран поставил уже чуть больше 90 тыс. т капусты, которую также никогда не ввозил к нам ранее. Страны адаптируются к тем условиям, в которых живут и развивают свое производство. Ведь никто не думал, что Иран вместо Австралии или Новой Зеландии будет поставлять нам киви. Если бы вы сказали мне об этом десять лет назад — я бы удивился. Но около 80 тыс. т киви в этом году уже ввезено из Ирана. Конечно, такая переориентация — дело не одного дня, люди создали у себя новую отрасль. Но при этом тот же Иран лет десять назад завозил к нам 60–80 тыс. т огурцов, а сейчас — только 10–15 тыс. т. Почему? А потому что мы у себя огурцы в теплицах вырастили, нам не нужно больше. Рынок работает по рыночным условиям.
О влиянии параллельного импорта более правильно говорить, когда речь идет о промышленной продукции. В продовольственных товарах просто произошла диверсификация стран. С течением времени мы уходили от тех, кто не реагирует на наши условия и не готов выполнять требования российского законодательства. Работа компетентных органов основана на том, чтобы было взаимопонимание. И сегодня это взаимопонимание со многими странами пропало. Я не мог себе представить десять лет назад, что будет такая ситуация, когда на официальные письма Россельхознадзора просто не будут приходить ответы…
— Многие вам перестали отвечать?
— Я бы не сказал, что критично. Все равно переписки ведем, но своеобразно — политика вмешивается. Особенно с прибалтийскими странами. Вместе с тем Польша и Дания перестали отвечать.
Но жизнь, она же такая... Какие изменения после 24 февраля? Изменения в том, что многие компании, например французские, сами предлагают организацию поставок, при этом официальные органы стараются избегать контактов. Сегодня они не хотят с нами взаимодействовать, но завтра все может снова измениться, вы же понимаете.
— В необходимости быстрого замещения чего-то всегда есть риск снижения качества. С учетом перехода международного бизнеса к новым собственникам, преимущественно российским, а также со сменой поставщиков — есть ли риск снижения качества, ухода от международных стандартов?
— Что касается импорта, у нас все идет на основе лабораторных исследований. Когда мы допускаем продукцию на наш рынок, мы просто используем метод усиленного лабораторного контроля. Первые десять партий проходят 100-процентный контроль. Дальше — выборочный: каждая пятая партия, каждая третья партия, в зависимости от необходимости.
Если мы говорим о внутреннем производстве, то к лабораторному мониторингу добавляются возможности наших цифровых информационных систем, которые позволяют отслеживать продукцию от поля до прилавка.
— Со стороны государств, куда Россия экспортирует свою продукцию, нет изменений, сложностей?
— Все проблемы поставщиков были из-за перечисления денег. Сегодня это решается.
— Насколько может переориентация на Восток компенсировать задачи по экспорту? Часто высказываются опасения относительно этих рынков из-за их специфичности.
— Вы знаете, переговорщики они действительно специфические, но надо использовать наши возможности. И я имею в виду наших женщин-переговорщиц, потому что с нашими женщинами гораздо тяжелее спорить, чем с другими. И в Юго-Восточной Азии основные переговорщицы у нас женщины. Мы предусматривали это и в Малайзии, и на Филиппинах, и во Вьетнаме, Китае, Южной Корее.
А если серьезно, то работа ведется так же конструктивно, как и велась. К каждой стране — свой подход, конечно. Мы продолжаем открывать новые рынки. Например, в этом году Таиланд разрешил поставлять к себе российскую молочную продукцию, в страну также отправлено более 200 тыс. доз наших вакцин от заразного узелкового дерматита. Южная Корея буквально на днях предоставила право экспортировать рыбопродукцию еще 35 российским предприятиям. Всего же их 930. Индонезия расширила список российских лабораторий для проведения исследований зерна при экспорте в страну. Мы также помогаем Индонезии бороться с ящуром. В июле в четвертый раз в текущем году был расширен перечень российских поставщиков продукции водного промысла и аквакультуры в Китай.
— С учетом нарушения поставок, ограничений — осталась ли проблема, с которой в том числе и ваша служба активно боролась, — санкционка?
— Сравнивая те объемы, которые были, например, в 2015–2018 годах, и объемы, которые выявляются сейчас, мы видим существенную разницу. И сегодня даже смешно об этом говорить. Я скажу так: меры, принятые западными странами, значительно снизили количество санкционной продукции, которая поставлялась. Все это благодаря им.
— Из-за рубежа поставлялась значительная часть необходимых сельхозпроизводителям компонентов — например, саженцев растений, семян, средств защиты растений и т.д. Возможно ли найти альтернативных поставщиков и отразится ли, на ваш взгляд, эта ситуация на снижении производительности в сельском хозяйстве?
— Многие у нас раньше говорили, что важны нормы ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития. — РБК) и очень важно, чтобы мы были интегрированы в мировую экономику. Сегодня мы видим, что не все так просто. Я вам пример приведу. Более десяти лет назад один из наших плодоовощных союзов говорил мне: «Сергей Алексеевич, вы закрываете ввоз семенного картофеля, вы — вредитель». Я говорю: «Подождите, вместе с этим картофелем мы ввозим опасные заболевания. Как вы можете сегодня сажать этот картофель?» Вот 12 лет прошло, и за это время мы могли бы создать целую индустрию семенного картофеля. Я еще в 1986 году с американской одной компанией ездил, когда работал на агропромышленном комбинате, и они говорили: «У вас такой хороший сорт картофеля «Невский», он идет и в промышленную переработку, и в питание общественное, его и жарить хорошо, и варить». И где этот сорт «Невский»? Кто бы знал. Зато все хотели закупать голландские сорта, их картофель, который внутри желтый. Ты, конечно, радуешься, может быть, когда ешь, что он желтый, но вот удовольствия столько же, как от голландской капусты. У меня жена жаловалась раньше на нее, говорила, что квасить невозможно. Я говорил: «Амагер» бери. «Амагер» — это наш сорт, квасится хорошо, дает сок, а голландские сока не дают».
Мы сейчас осознали то, что надо больше своего иметь, свое развивать и не все иностранное является хорошим. Потому что яблоки, которые долго хранятся, может быть, и хороши, а может, лучше бы для здоровья портящиеся яблоки вовремя переработать, сделать пюре или повидло...
— Но с картошкой мы же тоже не дошли до своего. У «преемника» «Макдоналдса», сети «Вкусно — и точка», первое, что случилось, — начались проблемы с картофелем фри.
— Просто они ранее ориентировались на замороженный картофель, который завозился из-за рубежа сразу подготовленный. Только ранее машина стоила $3 тыс., а сейчас — $10–12 тыс. Это просто невыгодно. Вопрос в том, что если нужны промышленные сорта, то эти промышленные сорта уже ровно десять лет отрабатывали в России, но почему-то все брали из Германии, из Голландии. Сегодня ситуация поменялась, появился экономический интерес — значит, будем свою выращивать.
— Но чтобы заменить, условно, французские саженцы для виноградников — это не быстро, — они же вырасти должны.
— Так почему деньги не инвестировали в то же производство саженцев винограда? Потому что выгоднее было привезти импортное. Сейчас поддержки и программ, которые касаются семеноводства, плодопитомников, стало больше. Поэтому все зависит от того, как дальше будем развиваться. Повода для паники, что мы останемся без чего-то, я не вижу.
— А корма для животных, ветеринария? Есть ли вероятность, что мы не справимся с болезнями животных без иностранных препаратов?
— Есть определенные виды кормов для продуктивных животных — премиксы и витамины, которые импортируются из других стран. При этом Европа не производит основу для витаминов и антибиотиков. Это делают Китай и Индия, именно они делают основу почти для всех витаминов и субстанции для всех антибиотиков. Мы стали разбираться с тем, что идет из Франции, и оказалось, что контрольный пакет крупного французского поставщика уже давно у Китая. Или бельгийская компания поставляет — и там тоже давно уже контрольный пакет китайский. То есть продукция идет из Китая в Европу, а потом оттуда к нам.
— То есть решение проблемы — это просто изменить точку назначения?
— Точку назначения и партнеров. Чего-то действительно не хватает, например определенных видов вакцин, но они для нас некритичны. У нас практически на всё есть свои аналоги. Многие в России были заинтересованы в том, чтобы просто тратить деньги, а не вкладывать их в развитие.
— Что вы думаете о проблеме дефицита упаковки?
— Я не считаю большим достижением, что производители стали везде применять пластик в упаковке. Сегодня общая мировая проблема в том, что мы слишком ушли в неразлагающиеся упаковочные материалы или те, которые требуют специальной переработки. А как переработать, если у некоторых известных производителей упаковки шесть слоев различного материала? Как потом разобрать эти шесть слоев? Как утилизировать? Я вспоминаю прекрасное время, когда молоко было в стеклянных бутылках, и до сих пор покупаю «Можайское молоко» в бутылках. Логичнее уходить к более простым и разлагаемым видам упаковки, которые можно быстро переработать, в том числе с использованием пищевого сырья. Я думаю, что сложившаяся ситуация даст общий толчок к тому, что многие виды упаковки, которые считались в свое время достижением, уйдут.
— Как уход иностранных брендов и сервисов скажется на российском рынке?
— Я не могу назвать иностранные сервисы или бренды, об уходе которых сожалею. Был какой-то импортный сыр, который нравился. Но я на нашу выставку «Золотая осень» хожу каждый год и покупаю различные виды сыров. И я нашел несколько сыроварен — одна в Новосибирске, вторая в Орловской области. Сыр, который они делают, очень вкусный и очень хороший, но он не называется «пармезаном», он просто изготовлен «с использованием козьего молока». Я думаю, многие западные компании, уйдя с российского рынка, не вернутся. Они не смогут вернуть уже занятые отечественной продукцией ниши. Кроме всего прочего, их продукция будет дороже. Через какое-то время наша продукция в любом случае будет больше востребована на рынках, чем импортная.
— Изменилась ли роль Белоруссии для России как партнера и поставщика?
— Мы тесно взаимодействуем с компетентными ведомствами Белоруссии. Занимаемся интеграцией наших информационных платформ, чтобы онлайн отслеживать двустороннее перемещение продукции. Белоруссия — важный торговый партнер: мы закупаем там как овощи и фрукты, так и мясо, молоко. В этом году увеличились поставки мяса птицы и субпродуктов (+13%) и готовой мясной продукции (+26%).
Белорусская продукция по определенным показателям безопасности в целом на неплохом уровне. Но, конечно, есть предприятия, которые хотят быстро заработать деньги. Но это в каждой стране есть, понимаете? Начинают жадничать, больше производить и меньше внимания уделять производственному контролю. Однако по каждому такому производителю у нас в электронном виде хранится вся история выявленных нарушений, и мы в случае необходимости принимаем точечные ограничительные меры.
— На фоне снижения доходов населения и сложностей самих компаний с задачей сохранения рентабельности — есть ли риск увеличения доли фальсифицированной продукции?
— Как видно из результатов наших лабораторных исследований, роста фальсификации сегодня нет. Наоборот, по многим позициям ситуация существенно улучшилась, в том числе благодаря нашим информационным системам прослеживаемости продукции. Что касается ценообразования, то сегодня никто не мешает производителю продавать, например, спред или консервы из более доступной рыбы. Но при этом они должны честно написать на упаковке, что внутри. Однако есть такие недобросовестные предприниматели, которые скрывают истинный состав продукции и выдают, к примеру, спред за сливочное масло, а консервы из сельди за консервы из сайры. И это происходит вовсе не для того, чтобы обеспечить рынок недорогой продукцией, а чтобы продать дешевый товар подороже. А это уже мошенничество.
У нас есть механизмы контроля фальсификата. Это наши электронные системы, которые дают много информации. Мы знаем, из чего состоит колбаса, которая производится в том или ином регионе, какой процент фальсификации, где неправильно используются антибиотики, какие предприятия участвуют в незаконных схемах и т.д. Вся эта информация собирается и направляется нами в адрес губернаторов, чтобы они рассматривали этот вопрос на комиссиях по незаконному обороту промышленной продукции. Необходимо понимать, что на бюджетные деньги они не должны закупать и отправлять в социальные учреждения фальсифицированную продукцию. У нас, к сожалению, форма госзакупки такая, что все определяется стоимостью, а не качеством. Поэтому мы всем всегда рекомендуем: если закупаете продукцию для бюджетных учреждений — школ, больниц и т.д., — пожалуйста, проверьте в нашей информационной системе «Меркурий» производителя и историю его деятельности.
Кроме того, мы взаимодействуем с налоговыми органами, с транспортной полицией, с Министерством просвещения. Обмениваемся информацией о подозрительных операциях, нелогичных перемещениях продукции и т.д. Шаг за шагом мы очищаем рынок от недобросовестных бизнесменов.
— Есть ли отдельные категории продуктов, где существует риск роста фальсификата?
— Наши люди всегда были лихие на какие-то выдумки. Я помню, как в Москве в 1988 году появилось первое мягкое мороженое. И вот я смотрю — человек занимается мороженым, оно зеленое. Я говорю: «А как ты добился такого цвета?» Он отвечает: «Это зеленка, она же полезна». Наши люди на выдумку очень хитры, и подмена сырья — это от безнаказанности. Нет ничего удивительного в том, что люди хотят заменить дорогое сырье на более дешевое. Никто же не возражает, но пишите это на упаковке продукции честно. Вы хотите сделать «докторскую» колбасу из легкого или трахеи и написать «ГОСТ»? Но это неприлично. Почему? По ГОСТу положено добавлять не менее 75% мяса. Многие мясокомбинаты не понимают, что мы сегодня анализируем входящее к ним сырье, которое они используют при производстве продукции. И очень стыдно смотреть, когда там пишут «Сосиски детские. ГОСТ» или «Сервелат детский. ГОСТ», а в качестве сырья там вместо мяса все что угодно, начиная от вымени и кончая селезенкой и пищеводом. С такими случаями мы весьма успешно боремся.
Я думаю, что мы придем к тому, что административного наказания за такие нарушения мало. Если люди покупают дорогостоящий сервелат, они должны получить именно его.
— Многие ваши коллеги из разных министерств и служб уже занимаются выстраиванием работы с территориями ЛНР и ДНР. Ваша служба привлекается?
— С 2014 года поставки продукции с Украины в Крым регулярно шли, и мы там работали. Сейчас мы продолжаем работать и обеспечиваем безопасность той продукции, которая может поступать к нам и которую могут вывозить в ЛДНР.
Люди все равно едут, люди все равно везут продукты. Я в свое время обратил внимание на массовые потоки людей, которые поехали в Европу, и сразу сказал: «Будет распространение африканской чумы свиней. Почему? Потому что люди, которые жили на Украине, они без сала не поедут. А сало несет риск распространения африканской чумы свиней». Это и произошло: в Италии и Германии масштабное распространение болезни. Поэтому мы свою работу выстраиваем, исходя из аналогичных рисков, — когда люди приезжают, мы стараемся все-таки смотреть, что они везут.
— Насколько агропромышленный комплекс этих территорий имеет потенциал для поставок продукции?
— Я могу сказать, что на территориях, пограничных с Крымом, ведется производство и овощей, и фруктов, и зерна. Мы всегда торговали с ними. Перемещения этой продукции есть и сегодня — это не секрет ни для кого, люди все равно торгуют. Наша задача — обеспечить безопасность этой продукции.
